Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Елена Сазанович

– Ты думаешь, она сказала правду? – нахмурился мой друг. – Может, все-таки это ее рук дело?

– Знаешь, Вано, – недовольно буркнул я, – думаю, насчет Василисы у нас не должно оставаться сомнений. Мы просто обязаны верить каждому ее слову, если действительно желаем помочь девушке. И здесь вариантов быть не может. Иначе вообще все не имеет смысла. Иначе мы допускаем, что жизнь она может провести за решеткой. А ты, Вано, как никто должен знать, что тюрьма – это конец, особенно если наказание несправедливо.

– Хорошо, – тут же согласился мой товарищ, – от этого и будем плясать. Если Василиса невиновна, а мы именно так и думаем, следовательно, нужно искать второе лицо, подложившее яд. Я считаю, подозреваемым номер один является Толмачевский. Он – сосед Васи, тысячу раз он мог проникнуть в ее квартиру. Ему не составляло труда и подделать ключ.

– Как не составляло труда подделать и другой ключ, – дополнил я мысль Вано, – а именно – от черного хода «КОСА».

– К тому же это подозрительное вино. Думаю, оно поможет нам разобраться во многих неясностях. Хотя… Хотя, Ник, бывают и такие вещи, которые происходят одновременно, но друг с другом никак не связаны.

– Ты хочешь сказать, что темные делишки «КОСА» могут быть не связаны напрямую с убийством?

– Я думал об этом, – кивнул Вано, – слишком уж они рисковали своим благополучием и своей репутацией, чтобы пойти на убийство. Тут что-то не вяжется.

– Поэтому кроме Толмачевского нам не мешает вычислить еще одно подозреваемое лицо.

Вано вопросительно взглянул на меня, и я, бодро опрокинув еще одну рюмашку, оживленно рассказал ему о таинственной даме сердца, которую любил Стас, а также я акцентировал его внимание на темном прошлом Стаса, на его неладах с законом.

Реакция Вано меня поразила: он не только не удивился, но даже не придал этому факту должного значения. Вано почесал медвежьей лапой свой бритый затылок и пробасил:

– Ник, если мы станем заострять внимание еще на каких-то прошлых делишках, то вконец запутаемся. Сколько прошло времени с тех пор? Три года? Четыре? Ник, факты такой давности не могут послужить причиной убийства, случившегося сегодня. Да и при чем тут женщина Стаса? Мало ли у кого баб было! Они что, все должны убивать? По логике, это он ее должен был пришить за то, что она его бросила. Нет, Ник. Первым делом нужно прощупать Толмачевского. Что-то рожа этого типа мне не особенно внушает доверие.

Толмачевский был лих на помине – долго этому гаду на роду написано жить. А, по народной примете, ему еще должно подвалить богатство. Словно теперь он погибает от бедности!

Толмачевский возник перед нашим столиком этаким благодушным ангелом, и его тонкие губы растянулись в улыбочке.

– Добрый вечер, господа. Я безмерно рад, что вы вновь посетили наш клуб.

Этот нахал сделал вид, словно утром ничего не случилось, словно меня никто не бил по голове и словно не он побежал жаловаться на нас Порфирию.

Мы последовали правилам его игры и тоже улыбнулись. Конечно, наши улыбочки нельзя было назвать милыми: моя улыбка напоминала улыбку шакала, а Вано оскалил свою беззубую пасть.

Но Толмачевский никоим образом не прореагировал на наш «дружелюбный» вид. Он взял со стола почти пустую бутылку водки и с удивлением стал изучать ее неприглядный внешний вид.

– Брезгуете нашим прекрасным напитком? – Он облизал свои тонкие губы. – Напрасно, друзья. Водка отрицательно воздействует на здоровье

– А я и не знал, что в вашу компетенцию входит еще и охрана здоровья посетителей, – не выдержал я. – А я-то, дурак и неуч, думал, что на том свете здоровье не пригодится.

Толмачевский сделал вид, что его рассмешила моя шутка, и захохотал, демонстрируя свои безукоризненные фарфоровые зубы.

– О Ник! Вы, как всегда, правы. На том свете здоровье действительно не обязательно. Но предпочтительнее туда отправляться, имея красивый цвет лица.

– Если в одну минуту он не будет испорчен цианистым калием, – добавил густым басом Вано.

По восточному лицу управляющего пробежала тень, и он нервно ущипнул свой тоненький черный усик, на сей раз не проглотив нашей шутки.

– И все же, господа, – менторским тоном начал он, – по всем правилам нашего клуба, запрещено распивать принесенные напитки. Их вы можете пить и в другом месте, подворотен хватает. – Последнюю фразу он добавил с явным удовольствием, намекая на наше социальное положение.

– Одну минуточку. Жаль выливать в раковину драгоценные капли, которыми не брезговали короли. – Вано охватил своими ручищами бутылку и выпил из горлышка залпом, остатки протянул мне, и я незамедлительно последовал его примеру.

Толмачевский брезгливо поморщился.

– М-да, от творческой интеллигенции следует ожидать подобных сюрпризов, – выдавил он. И собирался еще что-то лестное прибавить, но к нашему столику уже подошел худенький, «прозрачный» швейцар и вовремя его перебил.

– Игорь Олегович, – обратился он к управляющему, – она вновь… Вас вызывает… Она…

Но Толмачевский не дал ему продолжить бессвязный поток слов и оборвал швейцара резким, слишком резким тоном:

– Я иду. Вы свободны.

И, едва кивнув нам, поспешил удалиться, плотно прикрыв за собой входную дверь.

Швейцар только собирался последовать за ним, но Вано схватил его за длинный, не по размеру форменный рукав.

– Погодите.

– Не имею права задерживаться, – сухо отчеканил Варфоломеев, тщательно пытаясь вырваться из цепких лап Вано. Но это не так просто было сделать.

– А вы задержитесь вопреки правилам, – не унимался Вано, – на секундочку. У меня к вам имеется единственный малюсенький вопросик. Она… – И он кивнул на дверь, за которой с кем-то встречался Толмачевский. – Она – это длинноногая брюнетка в клешеных брючках?

– А, собственно, какое вам до этого дело? Господин Толмачевский имеет право встречаться с кем пожелает. И когда пожелает. – Варфоломеев гордо тряхнул головой, и его редкая бородка всколыхнулась от негодования.

– Я его прав не оспариваю. Но, если вам не изменяет память, именно в вашем клубе произошло убийство, поэтому некоторые права этого заведения придется уточнить и, возможно, откорректировать.

При слове «убийство» спесь швейцара, присущая всем маленьким людям, тут же улетучилась. И он сжался так, что его вообще не стало видно. Он словно пытался провалиться сквозь землю, но ему это не удавалось: паркет в «КОСА» – крепкий. Мы сразу заметили, что Варфоломеев напуган, и у меня возникло желание схватить его за широкий ворот пиджака и встряхнуть так, чтобы из него полился поток слов. Но Вано поступил хитрее. Он, напротив, широко улыбнулся швейцару, как самому лучшему другу, и пробасил:

– Ну же! Дружище! Мы – свои люди. К тому же – не из милиции. Просто нам искренне жаль девушку, незаслуженно попавшую в тюрягу. А я сделаю все, чтобы помочь ей выкрутиться, запомни. Я располагаю для этого некоторыми фактами, которые очень могут заинтересовать следствие.

– Меня это не касается! – взвизгнул швейцар, почти плача. – Абсолютно не касается! Я проработал швейцаром в разных учреждениях почти сорок лет! У меня богатый стаж работы! Безупречная репутация! Я никогда не сталкивался с криминалом!

– Никто и не сомневается в вашей глубокой порядочности, – глубокомысленно заметил Вано, почтительно поклонившись. – Но, согласитесь, ни в каком другом учреждении вам не платили так много, а деньги – всегда искушение, проверка на прочность.

– Чего вы от меня хотите? – Швейцар провел своей высохшей рукой по взмокшему лысому черепу.

Со стороны парочка Вано – Варфоломеев смотрелась отлично. Словно дуэт Гулливера и лилипута. И хотя последний был просто раздавлен мощностью великана, они были чем-то похожи. Например, одинаковые низкие голоса – басы. И у обоих – абсолютно лысые головы, что лишний раз подтверждает мысль: насколько бы ни разнились противоположности, похожее все равно найдется.

– Так что вам от меня нужно? – встревоженным басом повторил свой вопрос швейцар.

– Вот это другой разговор, – оскалил десны Вано. – Ведь это подружка Толмачевского была в вечер убийства в клубе? Так? Ведь это она прошла через черный ход за кулисы? И вы это случайно увидели…

Швейцар испуганно оглянулся на дверь.

– Мне пора идти. Босс будет недоволен.

– Вы не ответили, – в тон ему пробасил Вано, не отрывая глаз от сморщенного личика.

– Отсутствие ответа иногда тоже можно считать ответом. – Варфоломеев наконец вырвался из цепких лап своего собеседника и, кивнув, поскорее растворился в полумраке зала.

– Ага! – довольно потер огромные ладони Вано. – Ты понял, Ник? Клубочек-то начинает раскручиваться.

Первое время я был вообще потрясен тем, что выдал Вано Варфоломееву. Значит, Вано видел и ничего мне не сказал! Оправившись от первого шока, я разозлился, повернув злое лицо к товарищу.